В Год науки продолжаем рассказывать читателям о земляках, добившихся успехов в научной сфере. Знакомьтесь, Виктор Анатольевич Авдюшев, выпускник Первомайской школы (1979–1989 гг.) В 1989 г. поступил в Томский госуниверситет на механико-математический факультет, который окончил в 1994 г. и сразу поступил в аспирантуру. Защитил кандидатскую диссертацию в 1999 г. в Санкт-Петербургском госуниверситете на математико-механическом факультете по специальности «Астрометрия и небесная механика», затем в 2010 г. там же защитил докторскую. В настоящее время работает в должности ведущего научного сотрудника в НИИ прикладной математики и механики ТГУ в отделе небесной механики и астродинамики. По совместительству преподаёт на физическом факультете ТГУ в должности профессора. Читает лекции и проводит практики по вычислительной математике и небесно-механическим спецкурсам. Курирует научную работу студентов, магистрантов и аспирантов.
За заслуги в развитии российской космонавтики в 2001 г. награждён медалью им. Ю.А. Гагарина. В 2004, 2005 гг. – лауреат конкурса Томской области в сфере образования и науки. В 2021 г. награждён медалью “За заслуги перед Томским государственным университетом”.
-Виктор, для начала расскажите о чём мечталось в старших классах и что получилось в итоге? Кто повлиял на Ваш профессиональный выбор?
-Мой путь к профессии начался, пожалуй, с 4-го класса, когда я понял, что мои математические способности, по меньшей мере, выше среднего. Хорошо запомнил один судьбоносный случай. Я опоздал на первое занятие по математике. Проспал, в общем. Захожу в класс. Тишина. Учительница, Анна Александровна Куликова, за учительским столом, а одноклассники за партами что-то сосредоточенно пишут на листочках. Подумал, контрольная. Учительница спокойно восприняла мое опоздание. Разрешила сесть и выдала мне листочки.
Нужно было решить задачи в конце учебника. Ну, очевидно, итоговая контрольная в конце учебного года. Необычные были задачки, но я как-то минут за сорок справился. Сдал учительнице решения, и ещё урок не закончился, она как-то отпустила меня погулять. Наверное, чтобы не мешал другим, т.е. не помогал. А через неделю я узнал, что выиграл школьную олимпиаду.
С тех пор, до самого окончания школы, каждый год участвовал в олимпиадах школьного, районного и областного уровней. Наивысшим достижением было 4 место на областной олимпиаде.
Я бы особо отметил, что мне очень повезло с преподавателями в школе, кто содействовал развитию моих математических способностей. Это, прежде всего, Татьяна Андреевна Одегова в средних классах, а затем Алевтина Фёдоровна Калинина в старших. Помню, как после уроков они дополнительно занимались с нами для подготовки к очередной олимпиаде. Решали задачи повышенной сложности. Кстати, они проводили эти внеклассные занятия чисто по своей собственной инициативе, и это время не входило в их педнагрузку.
Хотя всё же любовь к математике пробудила во мне ещё до всяких олимпиад моя бабушка, Анастасия Иосифовна Авдюшева. Она преподавала в школе посёлка Новый, поэтому я не мог у неё учиться. Но однажды летом, когда я только окончил второй класс и проводил у неё каникулы, она подсунула мне рабочую тетрадь по математике за третий класс для дополнительного обучения. Причём задачки были нестандартные, нетиповые. Мне стало интересно. Но, как Вы понимаете, чтобы решить их, мне нужно было проштудировать математику за следующий класс. Без проблем. Задачки я прорешал где-то за месяц. Каникулы ещё не закончились. Тогда бабушка добыла откуда-то ещё рабочую тетрадь, но уже за четвёртый класс… В общем освоил я за лето математику на два класса вперёд. Так бабушка пробудила во мне интерес к царице наук.
Хотя, Вы знаете, я ведь не собирался идти в науку. Абсолютно. Были у меня мысли в старших классах поступать в Ленинградский институт кино и телевидения на операторский факультет. С чего бы ради? Какое кино? Какой Ленинград? Тут уж отец постарался. В детстве он очень много рассказывал мне о его школьных годах в посёлке Орехово, когда он учился в старших классах. В особенности о его увлечении кино. Как он организовал ребят, чтобы создать школьный кинотеатр. Как они устраивали вечерние киносеансы для учеников и жителей посёлка и крутили им последние новинки кино. Как они ездили на лесовозах за бобинами в кинопрокат в Первомайское. Он был так увлечён всем этим, что после школы пробовал поступить, да-да, в тот самый ленинградский институт на кинооператора. Но безуспешно. Конкурс был огромный.
Он настолько душевно и тепло вспоминал о том школьном периоде и так проникновенно рассказывал об этом, что просто заразил меня. Помню, как в детстве мы с ним собирали киноаппарат для просмотра самодельных мультфильмов на типографской ленте, которые я сам и рисовал. Расчерчивал ручкой кадры и вырисовывал на них миниатюрные картинки, которые оживали, пробегая через фильмовой канал киноаппарата. Примитивно, конечно, но зато всё своими руками.
В средних классах я записался в кинематографический кружок, которым руководил Владимир Яковлевич Бутько. Он тоже очень увлекался кино. Снимал свои тематические фильмы на 16-мм плёнку. В кружке он научил нас основам кинооператорского искусства, и мы снимали свои собственные фильмы. Например, о первой областной спортивной олимпиаде, которая проходила в Первомайском. Кстати, позже, в 1990 г., мой отец и Владимир Яковлевич создали первое в районе телевидение. Таким образом, этот тандем позволил воплотить их давние увлечения. В общем-то, отец всегда гордился своим детищем и очень трепетно к нему относился.
Тем не менее, поступил я всё же на мехмат ТГУ. В последнем классе наш учитель биологии, Галина Аркадьевна Тарасова как-то поинтересовалась у нас, кто куда собирается поступать. Когда она обратилась ко мне, я ответил, что пока ещё перед выбором. И вот тогда она сказала слова, которые в общем-то развеяли все мои сомнения. Она сказала: иди туда, где ты сможешь реализовать себя по максимуму, и не морочь себе голову. Хотя на тот момент я уже склонялся идти в математику, потому что годом ранее проучился в летней физматшколе в новосибирском Академгородке и как-то вот проникся духом цифр, формул, методов.
Пожалуй, моим последним наставником, кто предопределил мой выбор профессии, стала Татьяна Валентиновна Бордовицына. Доктор физико-математических наук, профессор, основатель отдела небесной механики и астродинамики в НИИ прикладной математики и механики, а также кафедры астрономии и космической геодезии на физическом факультете ТГУ. Я считаю Татьяну Валентиновну моей научной крестной, которая дала мне путёвку в мою профессиональную жизнь. Она очень трепетно пестовала меня, когда я был аспирантом, молодым сотрудником.
Девяностые тяжело ударили по науке. Тогда из нашего отдела ушло всё молодое и среднее поколение. От первоначального состава осталась только треть сотрудников. Когда я пришёл в отдел, после такого кадрового провала стал первой порослью, кто, возможно, подавал какие-то надежды. Поэтому я понимаю Татьяну Валентиновну как заведующую отделом, почему она была так внимательна ко мне.
Я — ученик её научной школы и последователь её идей. Сейчас мы уже коллеги. У нас много совместных научных работ. Написали недавно учебник по динамике искусственных спутников Земли. Я горжусь, что являюсь сотрудником её научного коллектива, и благодарен ей за содействие в моём становлении как учёного.
-Какие воспоминания связаны с Первомайским? Что вспоминается с особой теплотой?
– Первомайское для меня — это, прежде всего, школьные годы. Особенно последние классы. Школьные друзья, учителя, внеклассные мероприятия, первая любовь. Мы ведь учились в 80-е. В эпоху перестройки. В эпоху, как оказалось, фатальных перемен. Насыщенной и бурной была жизнь! Так вот иногда вспоминаешь те годы, кажется, полжизни тогда прожил. Ощущение времени ведь относительно. Если оно переполнено разнообразными событиями, людьми, чувствами, время замедляется. Поэтому Первомайское для меня — это целая эпоха. Когда пробуждались сознание и чувства, складывались характер и отношение к окружающему миру.
Если вспоминаю школу, то это обычно какие-нибудь внеклассные события и мероприятия. С учителями у меня и большинства моих одноклассников были вполне доверительные отношения. Например, нам разрешали проводить по вечерам дискотеки. Кстати, я был диджеем, потому что заведовал школьной радиорубкой вместе с моим одноклассником и приятелем Русланом Ткаченко. Вместе проводили с ним всякие другие мероприятия. В них и участвовали. Новогодние праздники, соревнования по аэробике, смотры песни и строя. Как-то я был даже командиром нашего классного отряда. По-моему, даже первое место заняли.
Учителя были очень отзывчивыми. Михаил Францевич Вертинский, тогда директор, доверял нам ключ от школы, чтобы мы могли вечерами играть в спортзале в баскетбол и волейбол. Он, кстати, зная, что я и двое моих друзей, Саша Красников и Андрей Бутько, увлекаемся кино, подарил нам старенькую школьную кинокамеру.
Помню, как после уроков Василий Иванович Бебенин проводил с нами военную подготовку на свежем воздухе. Зимой в противогазах и в фуфайках бегали по улицам Первомайки, подтягивались и отжимались. Нас ведь к Афгану тогда готовили. Кстати, я застал период в старших классах, когда все парни в школу ходили в фуфайках. Модно было. Дешево и тепло. Разрисовывали их кто во что горазд. У одного — Heavy Metal, у другого — AC-DC, у третьего — Брюс Ли в китайских иероглифах. Я бы и сейчас зимой ходил в фуфайке. Только где её купишь?
С теплотой вспоминаю музыкальную школу. Хотя учился с такой неохотой. Моим учителем по специальности был Василий Павлович Андросов, директор школы. Основной инструмент — баян. Но вот не мой инструмент, не прикипел я к нему. Как со мной Василий Павлович мучился! И я тоже, когда баян для меня был просто «по баяну». Тем не менее, могу сказать, что Василий Павлович — это яркая личность! Прекрасный наставник! Позже я понял, что моя любовь к музыке — от него. Большую роль как наставник сыграла супруга Василия Павловича, Людмила Фёдоровна Андросова, также учитель музыкальной школы, которая дала мне основы музыкальной грамоты.
Душевные остались воспоминания об эпопее ложечников под руководством Василия Павловича. Я оказался в первом составе ложкарей. Было нас четверо из учеников музыкальной школы, и мы составляли группу малолетних солистов коллектива: я, Вова Дорохов, Женя Трутнев и Лёва Тимошин. Мы придумывали оригинальные приёмы игры на столовых инструментах, предлагали свои идеи. Мы были крутыми ложкарями! Во всяком случае играть на ложках у меня получалось гораздо лучше, чем на баяне.
Несмотря на то что учился я в музыкальной школе без особого энтузиазма, после её окончания мне как-то стало чего-то не хватать. Вот тогда и начал писать песни. Музыка с тех пор вообще стала значимой частью моей жизни. Так она меня и не отпустила. Баян я, конечно же, забросил, но научился играть на гитаре, чтобы сочинять и исполнять свои опусы. Написал где-то порядка 50 песен. Большинство из них так и не прозвучало на широкой публике. Есть композиции без слов. У меня вообще с поэзией не очень, да и писать тексты на музыку не так-то просто, и вдохновение не приходит. Кстати, я думаю, что именно из этих композиций у меня бы могли получиться лучшие мои песни.
Записывать свои песни начал ещё в школе. Поскольку я заведовал радиорубкой, у меня были условия для этого. С Русланом Ткаченко мы приволокли откуда-то старое раздолбанное пианино, на котором я после уроков музицировал и чего-то там сочинял. В рубке был необычный катушечный стереомагнитофон, который позволял выполнять записи с наложением: на первую дорожку я записывал основную партию, скажем, бас и ритм, а затем, слыша первую запись, на вторую дорожку несколько раз записывал другие партии, например, соло и свой голос. Так я записал свой первый альбом, но, к сожалению, он был потерян.
В студенческие годы, в начале 90-х, занимался музыкой в основном на летних каникулах, когда приезжал в Первомайку. Одно лето я сошёлся с Володей Дороховым. Он тогда работал в Первомайской школе, преподавал в музыкальном классе. Предложил мне попробовать записать несколько из моих песен на школьных инструментах. С разрешения начальства репетировали по ночам. Продуктивно так поработали. Главное, нам удалось найти фирменное звучание в стилях техно-поп и евроданс, которые были модны тогда. Хотя качество материала было не столь хорошим, поскольку писали на аналоговой аппаратуре. Нашему тандему я предложил название Шарманн или Scharm N, что означает очаровашка Энн. (Это была одна студентка, звали её Аня, которая также училась на мехмате, но на курс старше меня, и к которой у меня были определенные симпатии.) Тогда-то мы и записали в первый раз «Чернобровую», которая стала визитной карточкой группы.
Затем, через год, когда мы стали выступать с концертами, к
нам присоединились как исполнители Слава Шевченко, моя сестра, Света, Василий
Тимошин, а также Саша Красников как звукооператор. Мы тогда все были очень
танцевальными ребятами, поэтому привносили в наши выступления хореографические
элементы. Учились петь в движении. Чтобы голос был устойчивый, на репетициях
отжимались. Мы же почти весь свой репертуар исполняли вживую, за исключением
нескольких песен, потому что нормального минуса не было. Кстати, опыт
выступлений на широкой публике мне потом помог чувствовать себя и держаться уверенно
при выступлениях с научными докладами. Василий Тимошин как человек из культуры
научил нас преподносить себя на сцене. Хотя Володя Дорохов в то время уже был
профессиональным музыкантом (сейчас он — директор и дирижер Томского
симфонического оркестра). Вообще Шарманн — это очень яркая и замечательная
эпоха в моей жизни, также связанная с Первомайкой.
-Если можно, немного о родителях?
-Если немного, то я бы сказал, что каждый из них достоин не меньше, чем я, статьи в вашей газете. Отец, Анатолий Викторович, наверное, больше известен как основатель и директор Первомайского телевидения; мама, Лидия Николаевна, — как директор Первомайского детского дома.
Встретились они в поселке Орехово. Там и поженились в 1970 году. В 71-м родился я, а в 76-м — моя сестра Света. В 77-м мы переехали в Первомайку. На моей памяти отец работал художественным руководителем в культуре, директором кинотеатра «Чулым», телемастером и, наконец, директором телевидения. Мама прошла путь от простого воспитателя в детском саду до директора детдома. Оба «светились» в художественной самодеятельности. У отца даже был свой вокально-инструментальный ансамбль.
В детстве нас с сестрой особо не опекали. В учёбе мы были предоставлены самим себе. Научили меня читать и считать в трёхлетнем возрасте — вот и вся педагогика от родителей. С другой стороны, родители всегда поддерживали меня во всех начинаниях. Помогали после школы, когда я уехал учиться в Томск. Хотя ни тот, ни другой никогда не вникали, чем конкретно я занимаюсь по работе. Есть какие-то успехи, и ладно. Кандидатская, докторская — замечательно! Значит, сын преуспевает. В чём? Неважно.
Примечательно, что отец, в отличие от мамы, никогда не интересовался моей личной жизнью, но всегда рьяно следил за тем, что у меня получается в моих музыкальных делах. Слушал и оценивал записи «Шарманн». Давал советы по сведению треков. Как-то вместе с ним мы даже сняли несколько видеоклипов. Он сам лично ходил снимать наши выступления, затем кропотливо монтировал видеоматериал. Предоставлял нам свою студию для записи вокала. Вот это ему было очень интересно! Он как будто бы проживал то, что мечтал прожить сам когда-то.
-Насколько я знаю, Вы входите в когорту ведущих астрономов России.
-Несмотря на то что меня можно найти в книжке «Астрономы России 1917–2017», я никогда не считал и не считаю себя астрономом. Хотя моя работа в некотором роде и связана с астрономией. Вообще, когда меня называют астрономом, меня это как-то даже несколько смущает. Для меня лично астроном сейчас (если кого и можно так называть) — это либо любитель, либо популяризатор.
Современная астрономия — это очень обширная научная отрасль с разнообразными разделами: астрометрия, небесная механика, астродинамика, звёздная динамика, астрофизика, космическая погода, теория притяжения, теория относительности, галактическая астрономия, космогония, космология и т.д. Моя епархия — это небесная механика и астродинамика, которые изучают орбитальное движение небесных тел: планет, спутников, астероидов, комет, метеороидных потоков, космических аппаратов.
Что нужно знать и чем уметь пользоваться, чтобы заниматься этим профессионально? Дифференциальные уравнения, вычислительная математика, программирование, теория вероятностей, математическая статистика и т.д. Где здесь астрономия? — спросите Вы. Астрономия для меня только на входе и на выходе, т.е. постановка задачи и интерпретация результатов. Всё остальное — это сплошная математика.
Вы удивитесь, но сейчас в астрономии, думаю, как и в любой естественно-научной отрасли, нужны именно математики и программисты. Например, даже если Вы просто наблюдаете какое-то астрономическое явление, для того чтобы извлечь ту или иную информацию из своих же наблюдений, Вы должны уметь пользоваться соответствующим математическим инструментарием, реализованным программно на компьютере. Студенты, которые приходят к нам на кафедру, чтобы специализироваться по астрономии, обычно просто обалдевают: какие далеко неастрономические дисциплины им придётся осваивать. Как правило, астрономы-романтики без углубленных знаний высшей математики и навыков программирования очень быстро скисают и уходят. Одно дело — увлекаться астрономией, другое — реализовать себя в ней профессионально.
-В чем состоит Ваша повседневная работа?
-Сразу скажу, работа очень интересная. Захватывающая! Работа, которая всегда с тобой. В твоей голове. От которой никуда не убежать. Тем, наверное, и отличается научная деятельность от любой другой. Можно временно как-то отвлечься от неё, но она всё равно здесь. Бывает, возникает неразрешённая проблема, так она потому ночью сниться. Но это интересно, потому что в конечном итоге проблемы решаются. И в этом процессе азарт, страсть и очарование.
Фактически я занимаюсь вычислительной математикой в приложении к задачам орбитальной динамики, т.е. численным моделированием орбитального движения. Разрабатываю быстрые численные методы, которые позволяют с высокой точностью прогнозировать движение разнообразных тел. Что значит высокая точность? Для ближнего космоса (спутники, космические аппараты) это — субмиллиметровая точность, для дальнего (астероиды, кометы) — порядка 10 метров. Скажем, чтобы прогнозировать движение искусственных спутников нужно учитывать гравитационное поле Земли с высоким разрешением, притяжение Луны, Солнца, планет, а также тонкие эффекты: световое давление, релятивистские поправки, атмосферное торможение и т.д. В итоге получается очень тяжёлая, но высокоточная орбитальная модель.
Что такое модель орбитального движения вообще? По сути, это дифференциальные уравнения, получаемые из второго закона Ньютона. Слева — ускорение, справа — силовые факторы. Уравнения эти не имеют решений, которые можно было бы выразить через известные математические функции. Поэтому они решаются приближённо численными методами на компьютере.
Процесс этот пошаговый. Мы знаем положение и скорость объекта на какой-то начальный момент времени, затем численным методом получаем другие положение и скорость на следующий близкий момент, и так шаг за шагом мы продвигаемся до нужного нам удалённого момента времени. Таким образом мы как бы собираем орбиту по кусочкам, т.е. интегрируем её. Этот процесс реализуется в так называемых интеграторах, которые представляют собой программные процедуры. Образно говоря, интегратор — это сердце или мотор компьютерной орбитальной модели. Так вот, я как раз занимаюсь разработкой таких интеграторов.
Другое направление в моей профессиональной деятельности — это разработка методов для оценивания вероятности столкновения астероидов с Землёй. Проблема в чём? Орбита астероида определяется из наблюдений, но она не может быть определена точно, потому что наблюдения грешат случайными ошибками. Возникает орбитальная неопределённость, но на основе статистической информации, полученной из наблюдений, её можно представить как облако виртуальных астероидов. Так вот, моделируется это облако на какой-либо момент времени внутри периода наблюдений и затем с использованием того или иного интегратора оно прогнозируется в будущее, в период сближения астероида с Землёй. Количество объектов, попавших в тело Земли, к общему количеству как раз и даёт вероятностную оценку столкновения астероида.
Обычно начальное облако моделируют в линейном (упрощенном) приближении, но оно может быть очень грубым для вероятностного оценивания. А это очень нехорошо, если учитывать значимость такого события как столкновение астероида с Землёй. Поэтому нужно применять высокоточные нелинейные методы моделирования. Этой проблемой я занимаюсь достаточно давно. Буквально месяц назад отправил за рубеж свою статью, где предлагаю такой высокоточный метод.
Ранее занимался моделированием спутниковой системы Юпитера (впервые в России, возможно и в мире, не знаю, создал численную модель движения галилеевых спутников), виртуально взрывал космические аппараты на околоземных орбитах и исследовал последствия взрывов, участвовал в проектах по усовершенствованию орбитального комплекса ГЛОНАСС (глобальная навигационная спутниковая система), даже как-то спроектировал свою навигационную систему типа ГЛОНАСС на Луне.
Бόльшую часть времени на работе занимает программирование. По этому поводу в наших кругах шутят: настоящий учёный должен знать три языка — русский, английский и фортран. Чтобы воплотить свои теоретические результаты, испытать тот или иной метод, исследовать необычные эффекты в орбитальной динамике, я пишу программы, тестирую их, провожу численные эксперименты. Затем численные результаты нужно доложить и опубликовать. Подготовка докладов и написание статей — это тоже значимая и неотъемлемая часть моей деятельности.
А вот, скажем, интересные идеи, которые вовлекают тебя в долгую и кропотливую работу, как ни странно, возникают не на рабочем месте. Либо дома, либо по дороге домой или на работу. Так вот щёлк! И у тебя работы потом выше крыши. Возможно на несколько лет вперёд. Хотя, для того чтобы выстреливать такие идеи, нужно читать, штудировать работы других авторов. Вникать и погружаться в проблемы смежных отраслей науки. Потому что оригинальные мысли — это, как правило, сплав или синтез разнородных знаний. Всё вот это и есть научная работа. Работа, как и любая другая. Работа, которую нужно любить, чтобы она отвечала тебе взаимностью и одаривала своими плодами.
-За успехи в области космических исследований Вы награждены дипломом Федерации космонавтики СССР, Вам присуждена премия имени А.Д. Колмакова за особо выдающиеся научные исследования по теме «Численное моделирование орбит небесных тел», связанная с космосом тема Вашей докторской диссертации получила много положительных отзывов. Это всё оценки профессионалов. А у меня как у дилетанта вопрос: «Существует ли реальная угроза из космоса для землян?»
-Относительно недавно была опубликована моя научная статья в одном московском издании по некоторым вопросам в определении астероидных орбит из наблюдений. Так вот, в авторском варианте статьи, до рецензирования, в самом начале я описал проблему астероидной опасности. Как я её вижу. Забавно, что по содержательной части от рецензентов не было ни единого замечания. Попросили убрать только это вступление. Дескать, оно не имеет отношение к теме работы. Хотя подоплёка была понятна: во-первых, это было подано неакадемично, а, во-вторых, там был юмор, который, вообще говоря, недопустим в научных статьях. В общем, я просто решил похулиганить. Авось, прокатит. В итоге эта часть всё же не вошла в опубликованную версию статьи, но я бы хотел её привести сейчас в ответ на Ваш вопрос.
… В эпоху индивидуализации и информатизации, разобщения общества и кризиса смыслов человек остро осознаёт зыбкость своего существования и потому чувствительно воспринимает потенциальные угрозы от окружающей его среды, пребывая в томительном ожидании всевозможных природных, техногенных, социальных или духовных катастроф. Пожалуй, самая опасная угроза, скрытая от обывательских глаз и тем самым недооценённая людьми, таится вокруг и вне человеческого оазиса. Огромные и коварные булыжники блуждают в космосе, которые время от времени своим внезапным вторжением тревожат земную биосферу. Разумеется, падение крупного космического тела — очень редкое явление. Тем не менее, прилететь послание с небес может в любой момент и куда угодно, а уж если это действительно произойдёт, такое эпохальное событие способно вызвать настолько разрушительные и глобальные последствия, которые просто наглухо закроют извечный философский вопрос о таинствах бытия.
В информационной среде временами появляются горячие новости об очередном открытии опасного астероида. К счастью, астрономы пока не дают фатальных прогнозов Армагеддона. Дабы не разжигать панику, они лишь предупредительно приводят вероятностные оценки столкновения астероида с Землёй. Впрочем, даже малые вероятности могут производить впечатление и взвинтить и без того возбуждённое сознание, учитывая значимость глобального катаклизма. Поэтому оценивание рисков угроз из космоса всегда требует деликатного отношения со стороны исследователей, с тем чтобы в преддверии рандеву с опасным небесным странником всегда предоставлять человечеству адекватную и актуальную информацию о возможной катастрофе и в соответствии с рисками мотивировать мирян к действию: копать ли бункер или предаться исповеди Всевышнему…
Конечно же, не следует переоценивать проблему астероидной опасности, но и недооценивать её нельзя. Астрономы шутят: самый опасный астероид — это тот, который ещё не открыт. Вспомните только Челябинский метеорит в 2013 году, который рванул в 20 раз мощнее, чем атомная бомба, сброшенная на Хиросиму. Его ведь никто ожидал. Открыли только на подлёте, за несколько часов до падения.
В последнее время астероиды открывают, образно говоря, как скребком бруснику собирают. В год несколько десятков тысяч. В 2019 году общее количество известных астероидов перевалило за миллион. Астероидов, сближающихся с Землей, к настоящему времени известно порядка 30 тысяч. Каждую ночь открывают несколько таких астероидов. Кто знает, какой астероид-монстр будет открыт в следующую ночь. Поэтому мы всегда должны быть во всеоружии, чтобы предотвратить катастрофу.
Другой пример — это хорошо известные потенциально опасные астероиды. Таких космических булыжников сейчас порядка 2 тыс. Их размеры существенно больше Челябинского метеорита. Падение каждого из таких астероидов на Землю способно вызвать катастрофу как минимум регионального масштаба. В 2029 году 13 апреля астероид Апофис сблизится с Землей на минимальном расстоянии около 38 тыс. км, то есть ближе, чем геостационарные спутники. Его можно будет наблюдать даже невооруженным глазом. Сейчас мы определённо знаем, что столкновение не произойдёт, поскольку ошибка прогноза составляет всего несколько километров. Что будет потом, и возможны ли столкновения Апофиса в будущем, никто не знает. Потому что гравитационный манёвр значительно усилит неопределённость в положении астероида в десятки-сотни тысяч раз. Поэтому вопрос об Армагеддоне прояснится только после 2029 года.
-Кандидатскую и докторскую диссертации Вы защищали в г. Санкт-Петербурге? Почему именно там?
-Почему не в Томске? Очень просто. В Томске нет Диссертационного совета по нашей специальности. Поэтому мы и защищаемся, как мы говорим, на Диком Западе. Чаще в Санкт-Петербургском госуниверситете на матмехе. Кстати, именно на том факультете в своё время учился известный математик Григорий Перельман.
Почему именно там? Наверное, потому что председатель совета — наш давний и добрый знакомый, Константин Владиславович Холшевников. Доктор физико-математических наук, профессор. Выдающаяся и яркая личность в астрономии. Прекрасный математик. Ученый-легенда. Мне очень повезло, что я был лично знаком с ним. К сожалению, в начале этого года Константин Владиславович скончался от ковида в возрасте 81 года.
Лично для меня он был ориентиром, образцом настоящего учёного. Мы не были тесно знакомы, но всё же достаточно хорошо знали друг друга, и он, в каком-то смысле, был для меня близким и понимаемым человеком.
В своей жизни я таких людей никогда не встречал. Константин Владиславович был харизматичной личностью со своим задором, озорством, искрометным юмором.
Помню, будучи аспирантом, сдавал ему кандидатский экзамен по небесной механике. Отвечал по вопросу о гравитационном поле Земли. После ответа он меня спрашивает: «А Вы знаете, что Земля была открыта с Марса?» Я выпучил глаза и разинул рот: профессор-астроном говорит! «Да! – продолжал профессор. – Когда Колумб подплывал к берегам Америки, матрос, стоявший на марсе (площадка на мачте), воскликнул: «Земля!!!» Так была открыта земля с марса».
Лично слышал от него юморные высказывания. Например. «Человек даже при вскрытии должен производить хорошее впечатление» — о вреде курения коллеге-курильщику. «Барометр, которым забивают гвозди, плох во всех отношениях. Он неправильно показывает давление и им неудобно забивать гвозди» — о многофункциональных устройствах. «Странный народ: из двух зол выбирает третье» — о выборах в России (не помню, о каких). «Если советский профессор (он имел в виду себя) Вас не понимает, значит, Вы неправильно изъясняетесь» — докладчику на конференции.
-Вы автор множества научных публикаций. Есть ли они у Вас в личной библиотеке? И вообще, какие книги Вы читаете?
-На данный момент 75 полноценных работ, хотя по нынешним меркам это не так уж много. Все они доступны в интернете на сайтах: elibrary.ru, adsabs.harvard.edu, а также некоторые на моём сайте: scharmn.narod.ru.
В последнее время художественную литературу вообще не читаю, хотя читать начал с трёх лет. С другой стороны, считать я тоже научился в три года, и так до сих пор не отпускает. В основном читаю специализированную литературу по работе или научно-популярную. Например, недавно прочитал книгу Эндерс Дж. «Очаровательный кишечник». Очень интересная книга, хотя и плохо переведена.
-Как долго Вы занимаетесь преподавательской деятельностью? Вы строгий преподаватель?
-На студенчестве никогда бы не подумал, что буду работать преподавателем. Это не моё призвание. Хотя нынче, на удалёнке, когда нужно было в срочном порядке пересмотреть материал для нового формата обучения, студенты уже после экзамена говорили мне, что мои лекции были лучшие на курсе. Да, работёнки было немало! Чтобы прочитать полуторачасовую лекцию, я готовил презентацию целую неделю!
Преподаю уже более 20 лет. Читаю в основном курсы по вычислительной математике: один общий курс и несколько спецкурсов в приложении к задачам астродинамики и небесной механики. Курирую научную работу студентов по самым разнообразным темам. Численные методы, информационные системы, орбитальное движение. Преподаватель я не строгий, но почему-то в сессию студенты обычно ставят мой экзамен последним.
– Виктор, остаётся ли у Вас время для своего давнего хобби – музыки?
-Группа Шарманн просуществовала до конца 90-х. Последний концерт мы дали в 99 г. С тех пор ни у кого из нас и мыслей не было собраться снова. Дело даже не в бытовых проблемах, а в том, что сам дух группы исчерпал себя. Тем не менее, я некоторое время ещё продолжал записываться.
В нулевые появились доступные компьютерные музыкальные редакторы, и создание музыки стало гораздо проще. В 2003 г. и 2004 г. на студии телевидения я записал два экспериментальных альбома. Потом подготовил значительный музыкальный материал для третьего, записал вокал для нескольких треков, а вот довести все это до ума так руки и не доходят.
Постепенно я как-то сам потерял интерес к тому, что некогда имело для меня большое значение. С 2008 г. я так ничего и не сочинил. Не потому что исписался, а просто «Шарманн» утратила свой шарм. Хотя старые записи до сих пор очень ценны для меня, и я их с удовольствием переслушиваю. Они как фрагменты памяти о замечательном времени, которые позволяют пережить его снова.
-Какие достижения – и профессиональные, и личные – Вы считаете самыми значимыми? Чем лично Вы гордитесь?
-Как-то в соцсетях я написал, что достойная цель человеческой жизни — это рождение и воспитание детей. Причём не столько в буквальном, сколько в метафорическом смысле. Всё остальное вторично. Достойная цель человеческой жизни — это создание нечто нового и уникального с последующим развитием и усовершенствованием. Человек рождает иную природу, культивируя природу первозданную. Иная природа — это новые идеи, технологии и артефакты.
Например, у моего отца это было Первомайское телевидение, которое он создал. Я знаю, что телевидение — это воплощение его очень давней мечты. Поэтому он так трепетно к нему относился и всегда гордился им. Для моей мамы это был бы Первомайский детский дом (если бы его не закрыли), которым она руководила со времени основания более 15 лет.
Каждый гордится тем, что создал. Нечто уникальное, важное, значимое. Не только для себя, но и для других людей. Что способно пережить тебя на многие годы и века. В этом залог духовного бессмертия человека.
У меня же это, наверное, мои крупные научные работы. Монография «Численное моделирование орбит», учебник «Теория движения искусственных спутников Земли» в соавторстве с моим бывшим научным руководителем, Татьяной Валентиновной Бордовицыной, ряд значимых научных статей, бόльшая часть которых опубликована за последние несколько лет. Кроме того, это оригинальные численные методы, признанные и используемые другими специалистами. Недавно разработал свой численный интегратор. Как я уже говорил, интегратор — это сердце любой орбитальной модели. В общем, можно уже сейчас сказать, что жизнь прожита не зря. Но будут ещё и другие, не менее важные, достижения.
Особенно ценны для меня две работы, которые не имеют отношения к моей профессиональной деятельности. Когда-то я серьёзно интересовался философией и психоанализом. Прежде всего, для того чтобы разобраться с самим собой. У каждого бывает в жизни периоды, особенно в молодости, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит. Так я начал писать короткие эссе по самоанализу, о своих соображениях и взглядах на жизнь.
Кризис среднего возраста не обошёл и меня стороной. Тогда я встал перед вопросом, который задаёт себе любой человек хотя бы раз в жизни. Так появилась работа «Что есть Бог?». Я должен был дать чёткое определение в одном предложении, и мне это удалось. Хотя опус получился на два десятка страниц. Писал его три года. В нём я попытался представить целую систему взаимосвязанных понятий, таких как счастье, свобода, религия, творчество, любовь и т.д., которые восходят к единому и центральному понятию, т.е. к явлению Бога.
Эта работа стала, наверное, началом или даже кульминацией моего, так скажем, онтологического кризиса, который после так и не разрешился. Я ответил себе на свой вопрос. Но что с этим делать дальше? Я не понимал, что не так происходит вокруг и как к этому относится. Почему моё понимание и видение мира не вписываются в современность? Тогда я начал писать снова. На этот раз получилось небольшое эссе «Безбожники или люди-дети». Я не уверен, насколько я прав в своих суждениях, но, похоже, кризис закончился. Я просто увидел и ощутил эпоху, о которой когда-то читал в философских работах, но не понимал, что оно не в каких-то субкультурах, где-то по телевизору, а происходит здесь и сейчас.
Самое забавное, что в своем религиозном опусе «Что есть Бог?» я прихожу к, казалось бы, парадоксальному заключению. Наука — это частное проявление религии, через которую человек воссоединяется с природой, некогда отвергшей его из своего лона. Слово «религия» ведь происходит от латинского religáre, что означает «воссоединяться». Ортодоксальная религия, в привычном понимании, воссоединяет человека со своей душой, с внутренней природой и с душой другого человека. Не с Богом. Потому что Бог для меня и есть религия. Поэтому я вполне принимаю православное понятие Бога как любви. Собственно, в этом и есть суть многостраничного опуса.
